Карен Шахназаров не скрывает, что быть режиссером и одновременно гендиректором концерна «мосфильм» нелегко, но не устает признаваться в любви к своей работе. «Все свои фильмы я оцениваю с той точки зрения, что они часть моей жизни, ведь создание фильма - процесс драматический, сделать картину - это отдать ей как минимум два года, и о своей личной жизни я вспоминаю по картинам: тут у меня дочка родилась, тут сын, тут я женился, тут развелся...» - говорит он.
Творческая обстановка, царящая в его кабинете, потертые джинсы, которые он носит на работе, манера общаться - все подчеркивает в нем свободного художника. Принимая гостей, он с первых слов старается быть теплым и обходительным. «Называйте меня прсто Карен, у нас, кинорежиссеров, отчество не принято», -говорит он.
-Карен, вы принадлежите к старинному княжескому роду. Знаете ли вы его историю?
- Какие-то принципиальные вещи о своем происхождении я узнал рано. У меня две линии: мама-русская, родом из российской глубинки, из села Салган где-то под Арзамасом, а папа из старинного армянского рода из Нагорного Карабаха. Его род и был княжеским. У нас даже документы сохранились. Когда Нагорный Карабах перешел из состава Персидской империи под владычество России, то карабахская знать подавала русскому царю прошение, чтобы тот подтвердил их владения. Вот у нас до сих пор хранится такая бумага, датируемая 1801 годом. Мой прадед был управляющим у Нобеля, который контролировал все бакинские нефтепромыслы, следовательно, семья была состоятельная, дети учились в Петербурге.
Отец своего происхождения никогда не скрывал, писал в анкетах все как есть. Даже то, что по боковой ветви мы состоим в родстве с знаменитым русским философом и ученым Павлом Александровичем Флоренским.
- Вы родились в Краснодаре, долго ли там жили?
- Нет. Дело в том, что мама стала москвичкой еще до моего рождения: дед перебрался на заработки в Москву в тридцатые годы. И мой папа познакомился с мамой в Москве, где учился в аспирантуре после окончания Бакинского университета. А мама в то время получала образование в ГИТИСе на театроведческом факультете. Семья жила в бараке - я этот барак хорошо помню - на Красной Пресне, и, когда я должен был родиться, отец отправил маму в Краснодар к ее сестре, у которой был домик. Поэтому я и родился в Краснодаре. Когда мне исполнилось семь месяцев, мама вернулась в Москву. С тех пор я в Краснодаре не был. [Улыбается.)
- Жили в бараке?
- Папе дали две комнаты в коммунальной квартире в Сокольниках гораздо позже, когда я уже собирался в первьй класс. Потом мы переехали уже в отдельную квартиру на Университетском проспекте, а я перешел в английскую спецшколу.
- Школьные годы прошли, наверное, с комсомольским задором, олимпиадами и смотрами художественной самодеятельности?
- Как раз нет, по крайней мере, я такого не припомню, в основном мы с ребятами в футбол гоняли. Я очень любил эту игру, был нападающим. Даже и сейчас с сыновьями играю. В то время бесплатных спортивных секций было много: приходи и занимайся. Все мальчишки увлекались спортом, записывались в несколько секций сразу. Я даже помню, как целых полгода занимался в секции регби. Зачем мне это было тогда нужно, сейчас уже непонятно. (Смеется.)
- А девушками вы интересовались?
- Наверное, да. Хотите, чтобы я вспомнил то, что быльем поросло? То время с нынешним даже сравнивать нельзя. Сейчас дети быстро созревают, а мы были гораздо целомудреннее. Пригласить девочку потанцевать на школьном вечере - это уже было событие.
- На что еще, кроме футбола, оставалось время?
- На кино. Кино мне нравилось. Раз в неделю обязательно на экраны выходил новый фильм, и мы бежали в кинотеатр. Мотались по всей Москве: в «Прогресс», в «Россию», в «Пушкинский». в «Художественный». И неважно, хороший был фильм или так себе - смотрели все подряд.
- Однако в школьные годы вы занимались еще и живописью. Хотели стать художником?
- Уроки живописи - это получилось случайно. На самом деле у меня были проблемы с английским. Я вообще учился не очень хорошо. И мама взяла мне репетитора по английскому. Тогда был период, когда армяне возвращались из-за границы в Советский Союз, и вот один такой армянин, репатриант, достался мне в репетиторы. Звали его Сергей Арамисович, ему было лет 25. Он прекрасно владел английским и при этом был художником. Он увидел мои рисунки и сам вызвался давать мне еще и уроки живописи. В живописи я преуспел больше, чем в английском. Но занимались мы недолго, где-то около года.
- У вас был гостеприимный дом?
- Когда мы получили отдельную квартиру, родители стали часто приглашать гостей. К нам приходили очень интересные люди, среди них было много деятелей культуры. Папа очень любил искусство и прекрасно в нем разбирался. Он был энциклопедически образованным человеком: знал не только русскую, но и всю мировую литературу. Читал наизусть «Евгения Онегина» Пушкина и «Лузиаду» Камоэнса, поэта XVI века, которого вообще мало кто знает. И меня тоже приучил читать. Дома была огромная библиотека, даже старинные дореволюционные издания.
В гости к нам часто приходили руководитель Театра на Таганке Юрий Любимов, народная артистка Людмила Целиковская, знаменитый театральный режиссер Анатолий Эфрос, актер и поэт Владимир Высоцкий и многие-многие другие.
- Как раз в те годы Высоцкий стал приобретать широкую известность благодаря своим песням. Вы были его поклонником?
- В нашей среде он был тогда не очень популярен. Мы, молодежь, больше интересовались западными исполнителями. Лично я стал ценить его песенно-поэтическое творчество позже, когда повзрослел, В общении Владимир Семенович был очень обаятельным и всегда для меня, подростка, находил хорошие и добрые слова. У меня с ним была не то чтобы дружба, но взаимопонимание. Потом, когда я уже работал на «Мосфильме», встречал его там. К сожалению, работать с ним мне не пришлось, он рано умер, в 1980 году. Я как раз сделал свою первую картину («Добряки»). Но я очень ценил его как актера.
- С другими именитыми гостями было взаимопонимание ?
- Гости отца, в основном, много разговаривали. И говорили очень интересные вещи.
Я всегда сидел где-нибудь в сторонке и с удовольствием слушал.
- Небось, крамолу про советскую власть говорили?
- Конечно. И я слушал. Мне было интересно.
- Мама не выгоняла во двор?
- Нет, никогда.
- В одном из интервью вы сказали, что у вас бывали споры с отцом. А о чем вы спорили?
- Я не стану рассказывать. Папы уже нет. Он не сможет ни опровергнуть, ни подтвердить мои слова. Это наше личное.
- Но, может, он просто ругал вас за плохие отметки или не разрешал джинсы носить?
- Нет, за отметки меня вообще не ругали и джинсы носить разрешали. Кстати, первые джинсы появились у меня, когда я стал студентом. А в институт я поступил уже после армии.
- Вы не пытались как-нибудь увильнуть от призыва?
- Это была обязанность для всех. После института тоже могли призвать, поэтому лучше было сначала отслужить. Я после армии поступил во ВГИК.
- У вас была девушка, которая ждала вас из армии?
- Была.
- Не дождалась ?
- Нет. (Улыбается.) На самом деле у меня их было несколько, поэтому кто-то из них все-таки дождался.
- Желание учиться на кинорежиссера у вас появилось благодаря родительскому кругу общения?
- Я пошел во ВГИК по той причине, по которой туда шли многие молодые люди: мир кино -это праздник. На самом деле, когда ты идешь туда, ты про кино ничего не знаешь. Это сейчас уже, спустя 30 лет, скажу, что кино - очень сложный процесс, и понять его можно, проработав в нем много лет. А поначалу видишь только фасад, и это привлекает.
- Богема, рестораны?
-Да, и это была своеобразная культура. В советских ресторанах все было одинаково, но дешево. К тому же тогда ресторан - это было культурное место, где можно было не просто поесть, а устроить праздник. Люди собирались пообщаться. Рестораны были местом знакомств. Там были танцы под оркестр. На Калининском проспекте в кафе «Метелица» собиралась вся молодежь. Тогда вошли в моду молодежные кафе.
- И не всегда были свободные места. Надо было подкупить швейцара рублем, чтобы попасть вовнутрь.
- Да. А мы делали еще так: рядом с «Метелицей» было непопулярное кафе «Бирюса». Мы заходили туда, раздевались, а потом выходили на улицу и шли в «Метелицу». И швейцар пропускал нас, думая, что мы посетители из зала. Или под пивным баром «Валдай» проходили - Калининский ведь соединялся разными коммуникациями - «химичили». в общем, по-всякому. А бывало, и в очереди стояли.
- Сейчас рестораны лучше, чем тогда?
- Они, безусловно, теперь лучше. Кухня, сервис, интерьеры - все лучше. Все. как на Западе, кроме цен. которые неадекватно высоки. И хотя в душе я апологет советской эпохи, современные рестораны лучше.
- А в чем именно вы - апологет советской эпохи?
-Я считаю, что в советском периоде было очень много достижений, и я не сторонник того, чтобы вытравлять из истории все. Это был сложный период и в то же время один из самых ярких в истории страны.
- А сейчас разве неяркий период? Все по-другому. Вот вы, когда пришли молодым специалистом на «Мосфильм», могли тогда представить себе, что пройдет время и вы возглавите эту прославленную киностудию?
- Конечно, не мог Но я должен сказать, сейчас мы даже бобины для пленки закупаем американские - ничего российского нет. А ведь эффективность страны заключается в том. что она производит Россия сегодня ничего не производит, даже туалетную бумагу завозят из Польши. Это же смешно! Сейчас мы действительно создали из «Мосфильма» одну из лучших в мире киностудий. Но вся техника импортная. А ведь советская в свое время была не хуже.
Как человек практический, который занимается кино, я знаю, с какими проблемами мы сталкиваемся. Мы не можем российские станки закупать, потому что они хуже даже болгарских. А в советский период было много первоклассных вещей: фотоаппараты, холодильники, я уж не говорю о ракетах. В киноотрасли было много отечественной техники, в чем-то она уступала импорту, например, в оптике, но она все равно была неплохая. Монтажные столы были ничуть не хуже западных.
- Как вас после института приняли на «Мосфильме»?
- Это был процесс достаточно сложный. На студии тогда было много взрослых серьезных людей. Сперва я работал ассистентом у своего мастера Игоря Васильевича Таланкина, затем состоял в «Экспериментальном объединении комедийных и музыкальных фильмов», которым pуководил Георгий Николаевич Данелия. Но на своем месте почувствовал себя не сразу.
- Георгий Данелия, в то время уже известный кинорежиссер, был авторитарным начальником ?
- Не очень, но, как всякий крупный художник, он бывал субъективен.
- Это он несколько раз отвергал ваш сценарий картины «Курьер»?
- Не он, хотя сценарий действительно долго не утверждали. Меня даже на парткоме обсуждали. Главный герой их не устраивал. Но ничего не сделали. Было уже начало перестройки.
- Фильм был очень популярным, но поначалу это была повесть.
- Ее опубликовали в журнале «Юность», Мне пришли тогда тысячи писем от читателей. Шутка ли, тираж журнала - три миллиона.
- Писателем вы тоже хотели стать?
- А кинорежиссер и должен на самом деле соединять в себе множество разных талантов, потому что съемочный процесс надо уметь организовать. Кино снимать - тяжелое приключение, и хочешь не хочешь, а ты должен сочетать в себе самые различные качества.
И склонность к литературе тоже не помешает. Выл момент, когда я думал, что с кино не очень-то и получится у меня. Первая картина, «Добряки», не имела никакого успеха ни с какой точки зрения: ни с художественной, ни со зрительской. Я другое хотел снимать, но мне дали готовый сценарий по пьесе Леонида Зорина. Хорошая пьеса, но она очень театральная, и для меня это было сложно. Не очень хорошее начало. А повесть вдруг принесла мне популярность.
- Тогда же вы со своим другом Александром Бородянским написали сценарий к фильму «Дамы приглашают кавалеров». Почему вы не сняли по нему фильм?
-Так бывает. Это лирическая комедия, но даже в ней нашли что-то такое неугодное. А потом случайно мой товарищ, молодой режиссер Иван Киасашвили. спросил меня, можно ли ему снять по этому сценарию. Я ему сказал, что мне снимать не разрешили. А у него пропустили, тот же самый сценарий! Думаю. что это потому, что я зашел в одну дверь, а он - в другую. В советское время такое случалось: у одного редактора один взгляд, а в соседней комнате сидит другой редактор с более адекватным подходом. Часто ведь все зависело от одного человека.
- Ваши фильмы, начиная с «Мы из джаза» и кончая «Палатой №6», - все очень разные. Как вы находите для себя истории? Например, как появился сюжет фильма «Мы из джаза», который принес вам, как тогда говорили, всесоюзную известность?
- Не сюжет, а тема. Я любил музыку, и в определенной степени мне хотелось снять что-нибудь не политическое. Музыкальная комедия давала больше возможностей: цензуры было меныпе. Тем более что ретро. Фильм порезали немножко, но особых проблем не было. Всех чуть-чуть подрезали. Это была обычная практика.
- Потом вы сняли ставший очень популярным «Зимний вечер в Гаграх», затем «Курьер», за который вам вручили Государственную премию.
- «Курьер» получил еще и множество фестивальных наград.
- Выходит, вы нашли ключ к успеху?
- Не знаю. Формулы я пока не нашел никакой. Я осторожен при слове «успех». Лучше про это не думать.
- Тем не менее следующий фильм, «Американская дочь», тоже принес вам успех. Всех очень волновало, где вы нашли эту дивную девочку-актрису, сыгравшую главную роль. И знаете ли вы, как у нее впоследствии сложилась судьба?
- Нашел в Америке. У меня там было то, что называется модным словом «кастинг». Мне нужна была девочка-американка, носительница языка. Она была действительно очень интересная. Не знаю, к сожалению, ее судьбу.Она хотела быть артисткой, но я потерял ее из виду. Знаю, что еще совсем ребенком она снялась у Фрэнсиса Форда Копполы.
- Трудно было работать с американскими актерами?
- К тому времени я уже приличио владел английским, тем более что тогда всю картину «Цареубийца» сделал на английском, и это была хорошая практика. Даже с Оливером Стоуном нашел общий язык. Мы вместе работали в жюри на одном из фестивалей. Много общались. Он интересный и самобытный человек.
- Как изменилась жизнь вашей семьи с перестройкой, когда ваш отец стал работать в команде Михаила Горбачева?
- Я бы не сказал, что что-то сильно изменилось. Папа ведь и до этого работал в ЦК с Юрием Андроповым, который был инициатором создания аналитической группы интеллектуалов при ЦК КПСС, в которую вошел мой папа, юрист-международник по образованию. Так что наша семья уже привыкла к определенному уровню жизни. Правда, например, дачи цековской у нас не было, отдыхали в пансионате, зато персональная машина у отца была. Скорее, эта новая должность советника принесла ему не какие-то бытовые удобства, а опыт - ведь это был пик его карьеры, интересный период. У меня благодаря этому была возможность ближе наблюдать многие исторические вещи и слышать о важных правительственных решениях раньше других.
- Горбачев бывал у вас в гостях или вы у него?
- Нет. Лично у меня с Михаилом Сергеевичем сложились по-человечески хорошие отношения, но семьями мы не дружили.
- При Горбачеве вы вступили в КПСС. Почему, ведь до этого вы упорно отказывались от партбилета?
- Мне многое не нравилось в окружающей действительности, и разные либеральные идеи обуревали меня, но это не выражалось ни в каком протесте с моей стороны, и диссидентом я не был. Я скрытый конформист. Когда при Горбачеве мне в очередной раз предложили вступить в партию, и я подумал, что если снова откажусь, не навредит ли это отцу? Да и идеи Горбачева совпадали с некоторыми моими взглядами.
- Помогал ли отец людям, если к нему обращались?
- Он много помогал. В лагерь ребенка устроить, кого-то в больницу положить. Киношникам помогал с визами, договаривался, чтобы группу встретили. Он не берегся от людей. Помог получить разрешение похоронить писателя и актера Василия Шукшина на Новодевичьем кладбище. Кинорежиссер Марлен Хуциев позвонил ему и попросил отдать письмо члену Политбюро ЦК КПСС Михаилу Суслову. И папа отнес это письмо. Тут надо понимать определенные нюансы в системе бюрократии.
Он ведь мог своим поступком навлечь на себя опасность -ведь никто не знает, как там, наверху, отреагируют.
- Вам фамилия отца помогала в творчестве или наоборот? И будет ли ваша фамилия помогать или мешать вашим детям?
- Да как сказать... Вот, например, решали, дать или не дать мне Премию Ленинского комсомола. И кто-то возразил: «Что ему давать? У него папа в ЦК работает. Неудобно». И не дали. (Смеется.) Наверное, детям моим фамилия тоже будет мешать. Я им говорю: «Вы должны понимать, что про вас будут и так и эдак говорить. и единственное, что вам останется -молчать и делать свое дело и результатом доказывать, на что вы годитесь».
-Ваш старший сын Ваня учится во ВГИКе на режиссера. Каким, вы видите его будущее в профессии?
- Пока не знаю. В этом деле невозможно ничего предсказать. Я сказал ему то же самое, что говорю обычно студентам своим: «В принципе шансов у тебя нет. С этой мыслью ты должен жить. Тогда, может быть, кто-нибудь из тебя и пробьется». В кино действительно попасть очень сложно.
- Тогда откуда же сейчас столько серости в кино?
- А системы допуска не стало. В советское время, если у тебя в дипломе по режиссуре была «четверка», то шансов вообще не было. С «пятеркой» был шанс получить разрешение на постановку. Но если ты с этой постановкой провалился, то второго шанса уже не предоставляли. Советская система, с одной стороны, давала возможность проявиться, но, вместе с тем, был очень жесткий отбор, поэтому и отношение к профессии было совершенно иное.
- Карен, вы сейчас не женаты?
-Нет.
- Долго еще будете ходить в женихах?
- (Смеется.) О чем вы говорите, мне почти 58 лет! Если только принять участие в программе Ларисы Гузеевой «Давай поженимся». Я представляю, как это будет забавно. Со всеми своими тремя браками я уложился в 14 лет, это срок немаленький. Хотя, когда бываю у кого-нибудь из друзей на серебряной или золотой свадьбе, то, поднимая бокал, говорю: «Вы прожили гораздо больше в одном браке, чем я в трех», - и все смеются. Но, видимо, я слишком много времени и сил уделял кино, поэтому семейная жизнь у меня и не сложилась.
Беседовала Наталия Корнеева (2010 г.)
