Сергей Рахманинов

Сергей Рахманинов — биография, годы жизни

Сергей Рахманинов (1873  - 1943) — один из величайших русских композиторов. "Что отнимает жизнь, возвращает музыка " Эти слова Генриха Гейне Сергей Васильевич повторял часто. Как у большинства гениев, его счастье всегда шло рука об руку с трагедией. Исцеляла музыку. И слушатели не раз свидетельствовали об исцеляющем волшебстве рахманиновской музыки.

Детство, семья

Сергей Рахманинов родился 1 апреля 1873 года - один из шестерых детей в дворянской талантливой, музыкальной семье. Долгое время местом его рождения считали новгородское имение его матери - Онег, позже почему-то стали называть усадьбу Семеново Старорусского уезда Новгородской губернии. Но верно первое - раннее детство композитора прошло в Онеге.

Экзотической своей фамилией Рахманинов обязан молдавским господарям, его далеким предкам. В разных уголках России «рахманный» означало разное: от «кроткий», «нерасторопный» и «простоватый» до противоположных «веселый», «хлебосольный» и даже «разгульный». Неизвестно, за какие качества прозвали «рахманином» внука самого Стефана Великого - но, конечно, не случайно, не вдруг явился через века в их роду гений, одаренный такой аристократической статью и явно врожденным благородством.

Дед великого композитора Аркадий Александрович Рахманинов, хотя и считался пианистом-любителем, учился у самого Джона Филда, жившего в России ирландского композитора, учителя Глинки и, по сути, создателя русской пианистической школы. Аркадий Александрович и сам сочинял музыку, несколько его сочинений даже были изданы в XVIII столетии.


Музыкально одаренным человеком был отец, отставной гусарский офицер Гродненского полка Василий Рахманинов. А мама, Любовь Петровна, урожденная Бутакова, окончила консерваторию по классу фортепиано у Антона Рубинштейна, неплохо пела и сама стала первым педагогом Сергея. И хотя, по его воспоминаниям, эти уроки доставляли ему «большое неудовольствие», к четырем годам малыш уже бойко играл с дедом в четыре руки.

Но одним из самых сильных музыкальных впечатлений детства Рахманинов обязан своей религиозной бабушке, Софье Александровне Бутаковой: «Целыми часами мы простаивали в изумительных петербургских соборах - Исаакиевском, Казанском и других, во всех концах города, - вспоминал Сергей Васильевич. - Там часто пели лучшие петербургские хоры. Я старался найти местечко под галереей и ловил каждый звук. Благодаря хорошей памяти легко запоминал почти все, что слышал».

Вот где истоки его знаменитых «Колоколов» и «Всенощной», которые сам композитор Сергей Рахманинов считал лучшими своими сочинениями! А еще незабываемый звон новгородских колоколов воскреснет в звуках великого Второго фортепианного концерта. «Одно из самых дорогих для меня воспоминаний детства связано с четырьмя нотами, вызванивающимися большими колоколами Софийского собора... Четыре ноты складывались во вновь и вновь повторяющуюся тему, четыре серебряные плачущие ноты, окруженные непрестанно меняющимся аккомпанементом».

И своей феноменальной памятью Рахманинов удивлял смолоду. Однажды (это было в начале 90-х годов XIX века) к его учителю С.И. Танееву пришел композитор А. Глазунов показать часть своей новой симфонии. Прослушав, Танеев вышел и вернулся не один: «Позвольте познакомить с моим талантливым учеником Рахманиновым, который тоже сочинил симфонию...»

Каково же было удивление Глазунова, когда «ученик» сел за рояль и исполнил только что сыгранное им сочинение! «Но я же его никому не показывал!» - изумился Глазунов. Оказалось, Рахманинов находился в соседней комнате и на слух повторил впервые услышанную музыку.


Любовь Петровна получила в приданое пять имений с большими земельными угодьями. Одно из них было родовое, другие ее отцу, генералу Петру Бутакову, пожаловали за честную службу в кадетском корпусе. Но муж за десять лет все растратил и проиграл. В начале 1880-х годов на семью, где уже было шестеро детей, обрушились тяжелые материальные невзгоды. Вынужденно продав Онег, Рахманиновы переселились в Петербург.

Осенью 1882 года Сергей поступил на младшее отделение Петербургской консерватории в класс педагога В.В. Демянского и поселился в доме друзей. Но нелады в семье и ранняя самостоятельность мальчика мало способствовали учению. Спасала любимая бабушка Софья Александровна: по окончании каждого консерваторского года брала внука к себе в Новгород или в свое имение Борисово.

А потом лучшим местом на земле для него навсегда стала Ивановка. «16 лет я жил в имениях, принадлежавших моей матери, - запишет через годы Сергей Васильевич, - но к 16 годам мои родители растеряли свое состояние, и я уезжал на лето в имение моего родственника Сатина. С этого возраста вплоть до момента, когда я покинул Россию (навсегда?), целых 28 лет я и жил там... Никаких природных красот, к которым обыкновенно причисляют горы, пропасти, моря, там не было.

Имение это было степное, а степь - это то же море, без конца и края где вместо воды сплошные поля пшеницы, овса и т. д., от горизонта до горизонта. Часто хвалят морской воздух, но если бы вы знали, на сколько лучше степной воздух с его ароматом земли и всего растущего, и не качает. Был в этом имении большой парк, насаженный руками, в мое время уже пятидесятилетний. Были большие фруктовые сады и большое озеро. С 1910 года это имение перешло в мои руки... Туда, в Ивановку, я всегда стремился. Положа руку на сердце, должен сказать, что и доныне туда стремлюсь».

Именно здесь, в Ивановке, завязалось и случилось многое, что определит всю дальнейшую жизнь Сергея Васильевича. Там он обретал «отдых и полный покой или, наоборот, усидчивую работу, которой окружающий покой благоприятствует». Здесь он оттачивал исполнительское мастерство для концертов, с которыми стал выступать еще в студенческие годы. Там рождались его первые сочинения, написанные под покровительством композитора и педагога Сергея Танеева. Там он пережил и первую красивую, безумно романтическую любовь. Там же обрел и другую - великую, чуткую, преданную, что будет с ним до конца.

В те годы в Ивановке собиралось много молодежи: вся семья Сатиных, их многочисленная родня и соседи, и среди них троюродные сестры Сергея - красавицы Наталья, Людмила и Вера Скалон. Ну а где много молодежи, всегда возникает атмосфера влюбленности, и все с энтузиазмом искали свое счастье там, «где теснится сирень». Не обошла она и 17-летнего Сергея. Сначала ему кажется, что он влюблен в старшую из сестер Скалон Наталью, которую все звали Татушей, - не случайно же посвятил ей романс «Сон» на стихи Плещеева.

И потом они долго переписываются, и он делится с ней всеми, ну, почти всеми своими переживаниями. Она стала его поверенной, ей, в него влюбленной, он поведал и о другой, для самого неожиданной пылкой любви - к ее младшей пятнадцатилетней сестренке Вере, которую за яркую эмоциональность прозвал «психопатушкой». Счастливый юноша - это чувство оказалось взаимным. Многие друзья и биографы считали любовь к Вере прошедшим увлечением, юношеским романом, который естественно завершился с вступлением во взрослую жизнь.

Да и Верочка вроде бы легко забыла смешного долговязого кузена с длиннющими, не помещающимися под роялем ногами. Вышла замуж, родила двух дочерей, а перед свадьбой сожгла все письма Рахманинова. Конечно, это не так. В Ивановке собиралась не простая и не случайная компания. Это была молодежь образованная, талантливая, не устающая учиться. Многие занимались в консерватории, все играли, пели, рисовали... И понимали или хотя бы догадывались, интуитивно чувствовали, с каким могучим талантом, какой удивительной личностью повезло им быть рядом.

Да и при всей юношеской нескладности кузен был хорош собой, умен, а какой блестящий пианист - каждый был счастлив взять у него уроки, в чем он, кстати, никому не отказывал... В него влюблялись не на шутку. Сохранился дневник Веры, полный надежд, девичьего томления и неисполненных желаний. Вот лишь некоторые строки из него: «...Неужели это правда любовь?! Я не подозревала, что это за мученье. В книгах как-то совсем иначе написано.

Я все надеюсь, что это настроение как-нибудь пройдет...» «...Кто мне дороже всех? Даже не верится! Давно ли я находила его ужасным, несимпатичным, противным. А теперь? И ведь знакомы-то мы всего три недели. Боже, боже, как все это странно!» «Конечно, больше нет никаких сомнений, я влю-бле-на! Это случилось внезапно и против моей воли...» «Мне и грустно, и досадно, главное, я начинаю бояться, что Сергей Васильевич совсем ко мне равнодушен. О, это было бы ужасно! Как мне это опасение раньше не приходило в голову...»

«...Вот что я увидела во сне. Иду я по Красной аллее, и вдруг вдали появляется мужская фигура и быстро приближается, я останавливаюсь, стараюсь разглядеть, но не могу. Только когда он подошел на три шага, я узнала Сергея Васильевича. Он схватил меня за руку и крепко и долго стал жать ее, затем все исчезло в тумане, и я проснулась, еще чувствуя прикосновение его руки...»

И уже не сон, а реальное объяснение на деревенском катании: «Боже, что я почувствовала, когда он вдруг взглянул на меня и проговорил тихо и ласково: «Ах, с какой радостью я бы увез так мою Психопатушку на край света». Мне показалось, что у меня сердце перестало биться, вся кровь прилила к голове, затем сердце забилось так сильно, что я чуть не задохнулась. Мы оба молчали. Увы, через несколько минут мы уже объехали гумно и сад и вновь очутились на дворе. Ах, отчего нам действительно нельзя уехать на край света!»

«Сегодня я убедилась, что радость скрывать так же трудно, как горе. Как неожиданно окончились все мои мучительные сомнения! Как мне смешна теперь моя ревность! У меня с сегодняшнего дня на сердце рай. Я уже привыкла к мысли, что он меня любит, а между тем только вчера в этом убедилась». Нет оснований сомневаться в искренности этих признаний. Подтверждают это и Верочкины сестры, и дальнейшая судьба влюбленной девушки, которую определили родители.

Не могла генеральская семья принять к себе музыканта столь бедного, что сестры Скалон, пожалев, купили ему в складчину пальто. Для этого Верочка даже разбила свою фарфоровую копилку. А в 1899 году «генеральшинька» Вера, как еще ее называл Рахманинов, все же вышла замуж за ровню - другого Сергея, их общего приятеля Толбузина. Но через десять лет, в 1909-м, ее не станет - всего в 34 года. У нее было больное сердце, но кто знает, сколько роковой безысходности добавили в эту боль чужой жестокой волей оборванные мечты. Не случайно же ее средняя сестра Людмила в своих воспоминаниях утверждает, что Вера любила Рахманинова всю жизнь.

А что же он? Неужели и вправду вскорости забыл о той, с которой хотел «уйти на край света»? Но почему же тогда Верочка, сохранив столь много говорящий дневник, перед свадьбой уничтожила его, видимо, еще более красноречивые письма. А главное - осталась музыка. Слушайте Первый фортепианный концерт Рахманинова. Вторая его часть посвящена Верочке Скалон. А как много рассказывают посвященные ей романсы: «О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной» на слова Фета и еще несколько, среди которых прекрасная незабвенная «Сирень».

Романсы - вообще особенные страницы сочинений Рахманинова. «Поэзия вдохновляет музыку, ибо в самой поэзии много музыки. Они - как сестры-близнецы, - признавался композитор. - И красивая женщина, конечно, источник вечного вдохновения. Но вы должны бежать прочь от нее и искать уединения, иначе вы ничего не сочините, ничего не доведете до конца.

Носите вдохновение в вашем сердце и сознании, думайте о вдохновительнице, но для творческой работы оставайтесь наедине с самим собой. Настоящее вдохновение должно приходить изнутри. Если нет ничего внутри, ничто извне не поможет». Он создал более 80 прекрасных романсов, и за каждым -яркое переживание, признание сердца о любви с конкретным именем.

Трудно сказать, подозревал ли он в те месяцы в Ивановке, с какой болью и ревностью следила за разворачивающимися любовными страстями близкая Верочкина подруга и наперсница, умная, чуткая и талантливая Наташа Сатина, давно бесконечно и безнадежно влюбленная в своего гениального кузена. Но - любила, несмотря ни на что, тихо, верно, преданно.

Музыка

К тому времени - еще в годы обучения в Московской консерватории - Рахманинов стал выступать с концертами, которые проходили с большим успехом. Активно занимался композицией под руководством Сергея Танеева и Антона Аренского. Тогда же впервые встретился с Чайковским, сразу отметившим способного ученика. Очень скоро Петр Ильич сказал: «Я предсказываю ему великое будущее».

В 18 лет Сергей Рахманинов блестяще завершил занятия по классу фортепиано, а после окончания консерватории по классу сочинения в 1892 году был награжден Большой золотой медалью за выдающиеся исполнительские и композиторские успехи. Другой выдающийся выпускник - А. Скрябин - получил Малую золотую медаль (Большую присуждали только окончившим консерваторию по двум специальностям).

На выпускной экзамен Рахманинов представил одноактную оперу «Алеко» по поэме Пушкина «Цыганы», которую написал всего за 17 дней. За нее присутствовавший на экзамене Чайковский поставил своему «музыкальному внуку» (его педагог Танеев был любимым учеником Петра Ильича) пятерку с тремя плюсами.

«Меня очень поддерживал Чайковский, - вспоминал позже Сергей Рахманинов. - Он был так добр итак помогал мне как композитору, что даже приходил на репетиции «Алеко», чтобы поделиться со мной своим богатым запасом мудрости, знаний и опыта. «Алеко» впервые был поставлен в апреле 1893 года в Большом театре в Москве. Мне было тогда двадцать лет. Оперой «Алеко» я предстал перед миром как композитор.

Она хорошо была принята критикой и публикой... Увы. Столь блестящий успех оказался недолговечным. Чайковский намеревался включить «Алеко» в репертуар Большого театра вместе со своею одноактной оперой «Иоланта». И он сам, и Дирекция Театра говорили мне, что эти две оперы пойдут в декабре того же года. Но 25 октября 1893 года Чайковский скончался. «Иоланта» была поставлена, но... без моего «Алеко».

Почти три года молодой композитор перебивался уроками в Мариинском женском училище и Елизаветинском институте. Но продолжал сочинять. Крупнейшим созданием в то время стала Первая симфония. К сожалению, Александр Глазунов, не поняв ее необычности, провалил первое исполнение. Как помогла автору моральная поддержка и забота близких ему людей! И вдруг в 1897 году Рахманинов неожиданно получил предложение в совершенно иной области.

Богатый промышленник Савва Мамонтов организовал частную оперу, собирал туда талантливую молодежь и предложил ему место второго дирижера. Здесь Сергей Васильевич на практике осваивал оперную классику, повстречал много замечательных музыкантов и потрясающих мастеров-художников, которым покровительствовал Мамонтов: Серова, Врубеля, Коровина.

И познакомился Рахманинов с тогда начинающим удивительным певцом - Федором Шаляпиным, который только еще создавал своего Годунова, Грозного и другие партии, что вскоре потрясут весь мир. Здесь завязалась его дружба с этим «Богом отмеченным человеком», что продолжалась всю жизнь.

Летом 1898 года композитор с артистами Русской частной оперы приехал в Крым, где встретился с Антоном Чеховым. Весной 1899 года состоялась первая концертная поездка Рахманинова за границу - в Англию. А первые годы нового столетия явили нового, истинно великого музыканта. Сергей Васильевич испытывал мощный прилив творческих сил, создавал новые произведения, выступал с концертами в Вене, Москве, Петербурге и провинции, а в 1904 году занял пост капельмейстера в Большом театре.

Личная жизнь Рахманинова

К тому времени Сергей Рахманинов уже стал мужем и отцом. Милая подруга его отрочества, давно влюбленная в него и пролившая немало слез из-за других влюбленных глаз, Наташа Сатина дождалась своего часа. Сама тонкая и способная музыкантша, занимавшаяся в консерватории по классу фортепиано и вокала, она сумела отвоевать сердце любимого человека.

Даже сестра Верочки Скалон Людмила Ростовцева написала полвека спустя: «Сережа женился на Наташе. Лучшей жены он не мог себе выбрать. Она любила его с детских лет, можно сказать, выстрадала его. Она была умна, музыкальна и очень содержательна. Мы радовались за Сережу, зная, в какие надежные руки он попадает...» И вся их дальнейшая семейная жизнь доказала, что они были созданы друг для друга, что лучшей подруги и быть не может.

Но, хотя в том, что этот счастливый союз состоялся, конечно же, прежде всего заслуга огромной Наташиной любви и преданности, она показала и коготки, и характер, и гордость. Увидев, уже будучи невестой, как ее Сережа поглядывает на новую красавицу и даже что-то для нее сочиняет, немедленно заявила жениху, что он еще волен передумать... Зато именно ей среди многих посвящений Рахманинов подарил истинный шедевр: «Не пой, красавица, при мне» на столь же гениальные стихи Пушкина.

Но не так просто было узаконить этот свыше ниспосланный союз. Сергей и Наталья были двоюродными братом и сестрой, а браки между близкими родственниками были запрещены, требовалось личное разрешение императора, которое давали в исключительных случаях. Жених и невеста прошение на высочайшее имя подали, но, несмотря на возможные большие неприятности за нарушение закона, ответа дожидаться не стали. Чтобы набрать денег на свадебное путешествие, Сергей засел в Ивановке сочинять 12 романсов - по одному ежедневно.

А по возвращении 29 апреля 1902 года Сергей и Наталья обвенчались в небольшой церкви 6-го гренадерского Таврического полка на окраине Москвы. «Я ехала в карете в венчальном платье, дождь лил как из ведра, - вспоминала Наталья Александровна. -В церковь можно было войти, пройдя длиннейшие казармы. На нарах лежали солдаты и с удивлением смотрели на нас. Шаферами были А. Зилота и А. Брандуков.

Зилоти, когда нас третий раз обводили вокруг аналоя, шутя шепнул мне: «Ты еще можешь одуматься. Еще не поздно». Сергей Васильевич был во фраке, очень серьезный, а я, конечно, ужасно волновалась. Из церкви мы прямо поехали к Зилота, где было устроено угощение с шампанским. После этого мы быстро переоделись и поехали прямо на вокзал, взяв билеты в Вену».

После месяца в Вене - красоты Италии, Швейцарии, чудесные Альпы и венецианские гондолы, незабываемые концерты и опера в исполнении лучших музыкантов Европы, дивное пение итальянцев... И - Вагнеровский фестиваль в Байрейте, билеты на который подарил, как свадебный подарок, Зилоти: «Летучий голландец», «Парсифаль» и «Кольцо нибелунга».

А прямо оттуда - домой, в Ивановку. Когда осенью выяснилось, что с разрешением на брак все обошлось, переехали в Москву. Там, на Воздвиженке, 14 марта 1903 года у них родилась дочь Ирина. А 21 июня 1907 года - вторая девочка, Татьяна.

«Сергей Васильевич трогательно любил вообще детей, - вспоминала потом жена. - Гуляя, не мог пройти мимо ребенка в коляске, не взглянув на него, и, если это было возможно, не погладив его по ручке. Когда родилась Ирина, восторгу его не было конца. Но он так боялся за нее, ему все казалось, что ей надо как-нибудь помочь; он беспокоился, беспомощно ходил вокруг ее колыбели и не знал, за что взяться. То же было и после рождения Тани четыре года спустя.

Эта трогательная забота о детях, нежность к ним продолжалась до самой его смерти. Он был замечательным отцом. Наши дети обожали его, но все-таки немного и побаивались, вернее, боялись как-нибудь обидеть и огорчить его. Для них он был первым в доме. Все шло в доме - как скажет папа и как он к тому или другому отнесется. Когда девочки выросли, Сергей Васильевич, выезжая с ними, любовался ими, гордился тем, как они хорошо выглядели. То же отношение у него позже было к внучке и внуку».

И при этом Рахманинов успевал невероятно много, удивляя даже Наталью Александровну: «Если он принимался за работу, она шла очень быстро, особенно если он сочинял на какой-нибудь текст. Так было не только с романсами. Оперу «Скупой рыцарь» он сочинил чуть ли не в четыре недели, гуляя по полям в Ивановке. Так же быстро шла работа с «Колоколами». Когда он сочинял, то он отсутствовал для окружающих. И днем и ночью только и думал о сочинении. Так было в молодости, и то же самое в августе 1940 года, когда он сочинял свое последнее произведение - «Симфонические танцы».

Как много тогда родилось великой музыки - оперы «Скупой рыцарь» и «Франческа да Римини», симфонические поэмы и хоровые кантаты - «Утес», «Остров мертвых», фортепианные концерты, фантазии, сонаты, вариации и рапсодии, каприччио -на цыганские мотивы, на темы Паганини, Шопена, Корелли. И - великолепный «Вокализ», подаренный Антонине Васильевне Неждановой, и поныне мечта лучших певиц и инструменталистов.

И при этом хватало сил и времени на увлечение... техническими новинками и работу на земле: «Когда имение Ивановка перешло в мои руки, я очень увлекался ведением хозяйства. Это не встречало сочувствия в семье, которая боялась, что хозяйственные интересы отодвинут меня от музыкальной деятельности. Но я прилежно работал зимой, концертами «делал деньги», а летом большую часть их клал в землю, улучшал и управление, и живой инвентарь, и машины. У нас были и сноповязалки, и косилки, и сеялки в большинстве случаев американского происхождения».


Верная Наташа была другом и помощницей во всем, делила тяготы длительных гастрольных переездов, многочисленных пересадок и утомительных бессонных ночей. Оберегала от сквозняков, следила за его отдыхом, едой, укладывала вещи, согревала перед концертами руки - массажами и грелками, пока вместе не придумали специальную электрическую муфту. И, главное, морально поддерживала его, что бы ни случилось. И в музыке они понимали друг друга без слов: «Когда мы бывали в каком-нибудь концерте или опере, я первая высказывала свое мнение о произведении или исполнителе.

Оно обычно совершенно совпадало с его мнением. Незадолго перед Второй мировой войной в Англии дирижер, исполнявший «Колокола», просил автора приехать на этот концерт. Сергей Васильевич в тот день тоже играл и не мог этого сделать. Он ответил дирижеру, что на его концерт вместо него приедет жена и то, «что она скажет, будет и моим мнением».

Сергей Рахманинов называл свою Наталью Александровну «добрый гений всей моей жизни». Увы - даже такой благословенный союз не бывает безоблачным. Вроде бы с виду мрачноватый, даже угрюмый, Рахманинов был высоким, красивым и элегантным, и вокруг всегда было множество поклонниц. В сентябре 1916 года всего за две с половиной недели он написал шесть романсов с посвящением певице Нине Кошиц. Он аккомпанировал ей на гастролях и не скрывал своей восторженной влюбленности, что дало почву не только для пересудов.

Неизвестно, сколько еще страданий пришлось бы на долю Натальи Александровны - конец этой истории положили революция и эмиграция. Вдали от родины Рахманинов больше не напишет ни одного романса. Но хотя Мировую войну 1914-1918 годов композитор воспринял как тяжелейшее испытание для России, они вначале и не собирались уезжать. С первого же «военного сезона» Сергей Васильевич постоянно участвовал в благотворительных концертах и февральскую революцию 1917 года воспринял с радостью. Но вскоре появились сомнения, нарастающие вместе с развертывающимися событиями.

Революцию композитор встретил с тревогой. Не только потому, что с ломкой всего строя артистическая деятельность в России могла прекратиться на многие годы. С жестокой реальностью пришлось столкнуться и в своей Ивановке. Вроде бы местные крестьяне остались довольны ответами и планами умного и доброго барина, но вскоре сами пришли с советом уезжать: слишком зачастили какие-то чужие люди, которые мутят воду и подстрекают на бунт. Последней каплей стал бессмысленно выброшенный из окна «господского дома» и разбитый рояль.

Эмиграция

В декабре 1917 года Рахманинов с семьей выехал на гастроли в Швецию. И больше в Россию не возвращался. Это была трагедия: «Уехав из России, я потерял желание сочинять. Лишившись родины, я потерял самого себя». Сначала Рахманиновы обосновалась в Дании, где композитор много выступал с концертами, чтобы заработать на жизнь, а в 1918 году они переехали в Америку, где концертная деятельность Сергея Васильевича продолжалась без перерыва почти 25 лет с ошеломляющим успехом.

Слушателей привлекало не только высокое исполнительское мастерство Рахманинова, но сама манера его игры, внешний аскетизм, за которым скрывалась яркая натура гения. «Человек, способный в такой манере и с такой силой выражать свои чувства, должен, прежде всего, научиться владеть ими в совершенстве, быть им хозяином...» - восхищались рецензенты.

А Рахманинов страдал: «Надоела Америка. Вы подумайте: концертировать чуть не ежедневно подряд три месяца. Играл я исключительно свои произведения. Успех был большой, заставляли бисировать до семи раз, что по тамошней публике очень много. Публика удивительно холодная, избалованная гастролями первоклассных артистов, ищущая всегда чего-нибудь необыкновенного, непохожего на других. Тамошние газеты обязательно отмечают, сколько раз вызывали, и для большой публики это является мерилом вашего дарования».

В эмиграции Сергей Васильевич почти прекратил дирижерские выступления, хотя его приглашали руководить Бостонским симфоническим оркестром, а позже оркестром города Цинциннати. Лишь изредка вставал за пульт, исполняя собственные сочинения. Признавал однако: «Что меня в Америке приятно поразило и глубоко тронуло, - это популярность Чайковского. Вокруг имени нашего композитора создался прямо-таки культ. Не проходит ни одного концерта, в программе которого не стояло бы имя Чайковского.

И что удивительнее всего, янки, пожалуй, лучше нас русских чувствуют и понимают Чайковского. Положительно каждая нота Чайковского им что-нибудь говорит. Музыкальное образование в Америке поставлено хорошо. Я посетил консерватории в Бостоне и Нью-Йор-ке. Мне, конечно, показали лучших учеников, но и в самой манере исполнения видна хорошая школа.

Это, впрочем, понятно - американцы не скупятся выписывать лучших европейских виртуозов и платить колоссальные гонорары за преподавание. Да и вообще в штате профессоров их консерваторий 40% иностранцев. Оркестры также хороши. Особенно в Бостоне. Это, без сомнения, один из лучших оркестров в мире.

Впрочем, он на 90% состоит из иностранцев. Духовые инструменты - все французы, а струнные в руках немцев». А о пианистах говорил, что миру не угрожает опасность остаться без больших виртуозов с безупречной техникой. Странно, ни от кого так не требовали исполнения музыки «модерн», как от Сергея Васильевича. Но дальше произведений Дебюсси, Равеля и Пуленка он не пошел. Жестко возражал бытующему мнению, будто это дальнейший этап развития музыкального искусства.

Считал, что это, напротив, регресс, не верил, что из этого направления может вырасти что-то значительное, потому что модернистам недостает основного - сердца. Говорил, что не понимает и не принимает таких сочинений, что и поклонники «модерна» лишь делают вид, будто что-то в них понимают: «Гейне однажды сказал: «То, что отнимает жизнь, возвращает музыка». Он бы не сказал этого, если бы услышал музыку сегодняшнего дня. Большей частью она не дает ничего. Музыка призвана приносить облегчение, должна оказывать очищающее действие на умы и сердца, но современная музыка не делает этого.

Если мы хотим настоящей музыки, нам необходимо возвратиться к основам, благодаря которым музыка прошлого стала великой. Музыка не может ограничиться краской и ритмом; она должна раскрывать глубокие чувства... Единственное, что я стараюсь делать, когда сочиняю музыку, - это заставить ее прямо и просто выражать то, что у меня на сердце». И добавлял: «В странах, которые особенно богаты народными песнями, естественно развивается великая музыка». Давая концерты в Америке и в Европе, Рахманинов достиг большого артистического и материального благополучия.

Но и в своей сумасшедшей занятости Рахманинов не обрел утраченного душевного покоя, ни на минуту не забывал о Родине. Непоколебимо отрицательно относился к большевистской власти, но внимательно следил за развитием советской культуры, давал благотворительные концерты, помогал не только товарищам по профессии, но, например, конструктору вертолетов Сикорскому, встречаясь с ним в Америке, с увлечением слушал рассказы о новых летательных аппаратах.

В 1930 году Рахманиновы приобрели поместье неподалеку от Люцерна и назвали его Сенар, соединив по две первые буквы от имен Сергей и Наталья и первую букву фамилии. «Дом наш был выстроен на месте большой скалы, которую пришлось взорвать, - записала жена композитора. - В течение двух лет, пока строился этот дом, мы жили в небольшом флигеле. Рабочие приходили в 6 часов утра и начинали работать какими-то буравами. Адский шум не давал спать. Но Сергей Васильевич был так увлечен строительством, что относился к этому снисходительно.

Любил Рахманинов рассматривать с архитектором все планы, с удовольствием расхаживал с ним по постройке, еще больше увлекался разговорами с садовником. Весь пустой участок перед будущим домом пришлось заполнить громадными глыбами гранита, оставшимися от взрыва скалы. Это было покрыто землей и засеяно травой. Через два-три года участок превратился в великолепный зеленый луг. Пока строился дом, к нам во флигель нередко приезжали русские друзья: Горовиц с женой, скрипач Мильштейн, виолончелист Пятигорский и другие.

В эти дни было много хорошей музыки». А еще хозяин любил торжественно демонстрировать технические новшества: лифт, пылесос и игрушечную железную дорогу. Особой его страстью были автомобили. «Рахманинов очень любил водить автомашину, -вспоминал знаменитый скрипач Натан Мильштейн. - Каждый год покупал новый «кадиллак» или «континенталь», потому что не любил возиться с ремонтом».

В первый же год в новом доме - в 1935 году -Рахманинов сочинил одну из лучших своих вещей - Рапсодию для фортепиано с оркестром. В следующие два лета закончил Третью симфонию. К сожалению, ему не пришлось увидеть Сенар после войны 1939-1945 годов. Он был бы поражен, увидев, как необыкновенно красиво выросли все его посадки. Не увидел. С началом новой войны композитор с женой вернулись в Америку.

Рахманинов был одним из представителей русской интеллигенции, которые подписали в 1930 году обращение к гражданам Америки против намерения правительства США официально признать Советский Союз с существующей там властью. Но с началом Великой Отечественной войны он одним из первых решил «показать своим примером всем русским, что надо в такое время забыть несогласия и объединиться для помощи изнемогающей и страдающей России».

В 1941 году весь сбор от благотворительного концерта в Нью-Йорке Рахманинов передал советскому консулу В. А. Федюшину, написав в сопроводительном письме: «От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу!» Были и другие концерты в помощь борющейся с фашистами Родине. А океанский пароход повез соотечественникам продовольствие и медикаменты.

В 1942 году исполнилось 50 лет артистической деятельности Рахманинова, но юбиляр запретил родственникам и друзьям говорить об этом. Не только потому, что не любил банкетов и тостов, - считал празднование неуместным, когда на фронтах льется кровь. Впрочем, в благополучной Америке мало кто вспомнил о юбилее Рахманинова, лишь представители фирмы «Стейнвей» преподнесли ему великолепный рояль. Зато на воюющей родине в Большом театре открылась выставка, посвященная жизни и творчеству композитора.

Последний концертный сезон, несмотря на плохое самочувствие, Рахманинов начал 12 октября 1942 года. А 1 февраля 1943 года, через 25 лет после приезда в Америку, во время очередного турне им с женой дали американское гражданство. 11 февраля Сергей Васильевич играл в Чикаго под управлением Стока Первый концерт Бетховена и свою Рапсодию. Зал был переполнен, при выходе оркестр приветствовал Рахманинова тушем, а публика встала. «Играл он чудесно, -записала жена, - но чувствовал себя плохо, жаловался на сильные боли в боку».

А 17 февраля 1943 года состоялся его последний концерт, после которого он был вынужден прервать турне. «Болезнь прогрессировала так быстро, что был удивлен даже посещающий его ежедневно доктор Голицын, - вспоминала Наталья Александровна. - Есть Сергей Васильевич уже совсем не мог. Начались перебои в сердце. Как-то в полузабытьи Сергей Васильевич спросил меня: «Кто это играет?» - «Бог с тобою, Сережа, никто здесь не играет». - «Я слышу музыку».

В другой раз Сергей Васильевич, подняв над головой руку, сказал: «Странно, я чувствую, точно моя аура отделяется от головы». Но и в последние дни, редко приходя в сознание, просил Наталью Александровну прочитать ему сводки с русского фронта. Узнав о победе под Сталинградом, прошептал: «Слава Богу!»

Смерть

«За три дня до смерти больной стал терять сознание; иногда бредил, - вспоминал доктор Голицын, - и в бреду двигал руками, как бы дирижируя оркестром или играя на фортепиано. Не могу не вспомнить того особого чувства, которое я испытывал всякий раз, когда брал его руку для проверки пульса, с грустью думалось, что эти прекрасные худощавые руки никогда больше не коснутся клавиш и не дадут того наслаждения, той радости, которую они давали людям в продолжение пятидесяти лет».

«26 марта доктор Голицын посоветовал вызвать священника для причастия, -записала жена. - Отец Григорий причастил его (он же его и отпевал). Сергей Васильевич уже был без сознания. 27-го около полуночи началась агония, и 28-го в час ночи он тихо скончался. У него было замечательно покойное и хорошее выражение лица. Утром его перевезли в церковь Иконы Божьей Матери Спасения Погибающих где-то на окраине Лос-Анджелеса. Вечером былю.а первая панихида. Собралось очень много народу. Церковь была полна цветами, букетами, венками. Целые кусты азалий прислала фирма «Стейнвей».

На отпевание мы привезли два цветочка из нашего сада и положили их на руки Сергея Васильевича. Хорошо пел хор платовских казаков. Они пели какое-то особенно красивое «Господи, помилуй». Целый месяц после похорон я не могла отделаться от этого песнопения... Гроб был цинковый, чтобы позднее, когда-нибудь, его можно было бы перевезти в Россию. Он был временно помещен в городской мавзолей. В конце мая нам с Ириной удалось купить на кладбище в Кенсико участок земли для могилы. На могиле, у изголовья, растет большой развесистый клен. Вокруг вместо ограды посажены хвойные вечнозеленые кусты, а на самой могиле - цветы и большой православный крест под серый мрамор».



Дочери

Сергей Рахманинов оставил прекрасных дочерей, трепетно и бережно хранивших память об отце. Ирина получила образование в Америке, окончив колледж и в совершенстве овладев английским и французским языками. В 1920-30 годах жила в Париже. Здесь в 1924 году вышла замуж за князя Петра Григорьевича Волконского, художника, сына эмигранта. Но семейное счастье было недолгим, через год Волконский скоропостижно скончался в возрасте 28 лет.

Татьяна окончила гимназию в Нью-Йорке, а с 1930-х годов жила в Париже, где вышла замуж за сына известного музыкального педагога, скрипача и композитора, учившегося вместе с Рахманиновым в Московской консерватории, Бориса Конюса. Во время войны она осталась в Париже, следила за имением родителей в Швейцарии и впоследствии наследовала его. Потом Сенар и архив Рахманинова унаследовал ее сын, единственный внук великого композитора Александр Рахманинов-Конюс. Он организовывал конкурсы имени Рахманинова в России и Рахманиновские торжества в Швейцарии.


Непрямые родственники композитора, внучатые племянники, обнаружились в Коста-Рике. Они не говорят по-русски и о великом предке слышали лишь как о пианисте и дирижере. Приехав - хлопотами жены советского посла по приглашению Советского Фонда культуры - в годы перестройки в Россию, были поражены, как чтут Рахманинова на его родине. Тогда же начались переговоры с Александром Рахманиновым-Конюсом о покупке Россией имения Сенар с бесценным архивом. К сожалению, вопрос не решен и поныне. Как и другой, столь же, если не более важный -исполнить последнюю волю Сергея Васильевича вернуться в родную землю.

Автор биографии: Эдда Забавских